Как видим, на самом деле не таким уж сухарем был маршал Даву. Умел он и дружить, и ценить привязанность, только не всех это касалось.
Зато остальные боевые товарищи — классическое змеиное гнездо: что ни маршал — то королевская кобра.
С Неем Даву открыто не враждовал. Они балансировали на грани приличий. Хотя, учитывая несдержанный характер рыжего сослуживца, это было непросто. Спасало то, что Ней никогда не воевал под командованием Даву, они шли на равных. Потому что, став маршалом, Ней плохо переносил подчинение.
По сути единственный крупный конфликт случился между ними при отступлении из Смоленска. Тогда Даву, шедший с корпусом между Неем и остатками Великой Армии, слишком приблизился к армии и бросил Нея. Тот перешел Днепр почти по воде, отбился от казаков Платова и явился в Главный штаб, когда его, считай, похоронили. Ну и разумеется, высказал Даву все, что накипело за время пути. Однако этот конфликт не стал для маршала поводом проявлять мстительность. В следующие годы он поддерживал Нея в глазах императора, и наконец в 1815 году во время суда над рыжим коллегой Даву произнес неожиданно проникновенную речь в его защиту.
С Бертье Даву до поры до времени даже дружил. У начальника штаба Великой Армии была удивительная способность подстраиваться под любого человека. Да и страсть Бертье к дисциплине и порядку очень импонировали Даву.
Идиллия продолжалась до Австрийской кампании 1809 года. Уже покоренная Австрия внезапно взбрыкнула. Наполеон был в Испании и быстро приехать не смог. Зато в каком-то затмении назначил Бертье главнокомандующим. Начальник штаба отчаянно сопротивлялся, но остановить этот паровоз голыми руками не смог. Первые же военные действия показали, что Бертье — мозг и нерв армии, но полководец из него никакой. Наполеон, получив сводку с полей, не ехал, а летел на подмогу гибнущей армии. И прибыл очень во время — всегда хладнокровный Даву как раз перегрызал Бертье горло. Австрийскую кампанию в итоге французы выиграли, оба маршала прекрасно себя проявили на своих местах, получили награды, но остались врагами. Даву с тех пор не упускал случая сказать Бертье при встрече какую-нибудь гадость, а начальник штаба вливал яд в уши императора.
Бенадотта Даву ненавидел, наверное, больше, чем остальных вместе взятых. Гасконец не производил впечатление человека честного и верного. Собственно, дальнейшие события это ярко показали. Его измена, перебежка в Швецию, поддержка союзников в 1813-1814 году — и вот Бернадотт уже заклятый враг маршала Даву.
Мюрат, сверкающий камнями и нарядами всех цветов, бесил маршала нереально. Не очень умный, в чем-то наивный, хвастливый, безбашенный — такая крупнокалиберная погремушка, полная противоположность Даву — ну о чем с ним дружить?! А при отступлении из России Мюрат отклонял дельные советы Даву. В одном из писем семье маршал даже заявил, что Мюрат виноват в провале Русской кампании и гибели армии. Справедливости ради, Мюрату в декабре достались огрызки армии, которые не то, что достойно, вывести, но и просто собрать в кучу было невозможно — при приближении казаков французы кидались врассыпную.
И это только ключевые фигуры, а уж сколько людей считали себя пушистыми зайчиками, несправедливо обиженными маршалом — не пересчитать.
