Наталья Петровна Голицына, похоронив в 1798 году мужа, прибрала к рукам все семейные дела. И без того жесткий ее характер выродился в откровенную тиранию. И если дочери еще получали какие-то послабления, да и вообще повыскакивали замуж, то сыновьям «Пиковая дама» спуску не давала.
Борис и Дмитрий мало того, что должны были согласовывать с ней все свои решения, они всю жизнь не имели права сидеть в ее присутствии, не получив разрешения. Такие, знаете ли, мелочи, «украшавшие» семейный быт.
Старший из сыновей «Пиковой дамы» — Борис — пошел характером больше в отца. Неконфликтный, веселый, романтичный, он предпочитал мягко и втихаря обходить матушкины запреты и правила. Весьма преуспел в этом, долгие годы, скрывая от матери и любимую женщину и двух дочерей от нее.
А вот Дмитрию Владимировичу хоть немного, но досталось маменькиного характера. В важных для себя вопросах он ей не уступал.
В 1800 году младший Голицын надумал создать ячейку общества. И надо ж было такому случиться, что женился он мало того, что по любви, так вопреки амбициям матери — на девушке не самого знатного рода. Татьяна Васильчикова была дочерью новгородского предводителя дворянства. То есть однозначно не из Рюриковичей, как хотелось бы Наталье Петровне.
Конечно, Голицына сразу высказалась против этой затеи. И неожиданно получила от младшего сына, всегда послушного и удобного, жесткий отпор. Нет так нет, сказал Дмитрий, и женился вопреки воле матери.
В качестве наказания свою долю наследства от умершего отца он не получил. Впрочем, ее не получил никто из детей. А еще Наталья Петровна выделила молодоженам усадьбу Рождествено (в Дмитровском районе) с частично развалившимся домом.
На что княгиня рассчитывала — не очень понятно. Но Дмитрий и Татьяна страдать не стали, а засучив рукава взялись за дело. Друзья и родные потом вспоминали, как Голицын сам занимался перестройкой дома — пилил, строгал, приколачивал наравне с деревенскими мужиками, а жена вела простое хозяйство.
Несмотря на скромные доходы и прохудившуюся крышу дома, семья вспоминала годы, проведенные в Рождествено, как самые счастливые. В том числе и потому, что матушка их там не навещала и даже не писала.
В 1813 году после смерти брата Дмитрию Владимировичу достались не только две незаконнорожденные дочери князя Бориса, но и усадьба Большие Вяземы. Поэтому после войны он переехал с увеличившейся семьей в приличные условия. Однако Рождествено семья не забывала, часто навещала, перестраивала, даже принимали гостей. К сожалению, сейчас от усадьбы не осталось ни следа — разве что липовая аллея.
А впереди была Москва и дом градоначальника. Когда-то он принадлежал Захару Чернышову, двоюродному дедушке князя Дмитрия и тоже московскому генерал-губернатору.
Однако высокое назначение мало что поменяло в семье Голицыных. Жили они по-прежнему скромно, если не сказать — бедно.
Жалованье князя, конечно, выросло, но выросли и расходы — образование детей, приемы, которые губернатор обязан устраивать, непременная благотворительность. Современники вспоминали, что Голицын в любом полезном и добром для города деле — был либо зачинщинком, либо первым из участников, в том числе и финансово.
И хотя отказа в деньгах не было никому, сам Дмитрий Владимирович ходил в потертой и местами даже залатанной одежде. Дело дошло до того, то князь начал брать в долг.
Это сильно удивляло императора Николая, который считал Голицыных одной из богатейших семей. Он приказал узнать, чем таким занят губернатор, что не вылезает из долгов. Так всплыли пикантные подробности про про матушкину тиранию и жадность.
С Николаем Павловичем такие штуки не проходили. Наталье Петровне было приказано выдать князю (а тому уже было под 60 лет) его долю наследства от отца и брата. «Пиковая дама» уперлась и наследство отдавать отказалась. Царь настаивал и грозил. Пришлось найти компромисс — она согласилась регулярно выплачивать сыну из этой доли наследства приличную сумму.
Все причитающиеся деньги Дмитрий Владимирович получил только в 1837 году после смерти матери. Однако он уже привык жить скромно, и богатство мало что для него изменило.
Еще одной проблемой для Голицына был родной язык. Так как детство и юность его прошли во Франции, по-русски князь говорил очень плохо. И если его брат Борис по возвращении нанял учителей и очень лихо вернул себе родной язык, то у Дмитрия Владимировича с лингвистикой не складывалось.
Он, разумеется, тоже нанимал учителей и прилежно осваивал язык, и добился неплохих успехов, но для губернатора этого было мало.
Если нужно было выступать в речью — Голицын писал ее на французском, отдавал переводчику, а потом заучивал наизусть перевод. Это, кстати, было удобно еще и потому что с возрастом у него развилась близорукость.
Она ему, кстати, немного портила репутацию — он не различал лица людей, не узнавал их на расстоянии, смотрел куда-то в пространство, а потому некоторые считали князя Дмитрия высокомерным человеком. Наверное, каждый близорукий через это проходил.
Казалось бы, выход был простой — человечество уже изобрело очки. Но вот носить очки губернатор Москвы отказывался. Одна только мысль о том, чтобы появиться в них где-то, кроме дома, была ему невыносима. То есть перекрыть маршалу Мюрату дорогу на Калугу и взять в плен 7 тысяч французов Голицын не постеснялся, а очки надеть — это прям беда. Такими вот стесняшками были наши боевые генералы 1812 года.
Кстати, об очках. Наталья Петровна хоть и гнобила сыновей по-черному, но где-то в глубине души, видимо, очень их любила. Ну и, конечно, гордилась младшим. Она хорошо помнила о проблемах со зрением у Дмитрия и о том, что в быту по мелочам он был «растеряшкой». Поэтому когда сын приезжал к ней в гости, княгиня собирала всю челядь и требовала не только вкусно кормить его любимыми блюдами, но и следить, чтобы «Митенька» не потерял домашние очки. А если уж потерял, то деликатно (!) о нем позаботиться — не допускать, чтобы поранился, споткнулся, и вообще постараться быстро очки найти.
В 1841 году Голицын похоронил жену. Татьяну Васильевну все вспоминали как совершеннейшего ангела — женщину с необыкновенно добрым сердцем. Она непременно участвовала в благотворительных затеях, основала в Москве сиротские приюты и училища, заботилась о нуждах больниц.
Во время путешествия по Германии княгиня Голицына заинтересовалась плетением из лозы, которым занимались крестьяне. Вместе с приближенными она научилась плести разные вещицы, а вернувшись Россию надумала обучить этому делу крестьян.
Муж горячо поддержал затею — и вот уже крестьяне в Больших Вяземах плетут предметы домашнего обихода и даже мебель. Дело пошло так успешно, что во второй половине 19 века вязёмские кустари славились по всей России. Но, к сожалению, Татьяна Васильевна не дожила до этой поры.
Смерть жены сильно подкосила князя Дмитрия. Здоровье его и без того уже подорванное, стремительно летело под откос. Пережил он ее всего на 3 года.